Разговор с Алиной Витухновской, поэтом и эссеистом, политиком, правозащитником. Западные слависты называли ее "черной иконой русской литературы", а современные критики за последнюю книгу "Цивилизация хаоса" – "Эмилем Чораном в юбке".
Алина Витухновская в 2012 году баллотировалась в Координационный совет оппозиции, входила в альтернативный экспертный совет оппозиции. Член международного ПЕН-клуба. Участвует в стримах Форума свободной России. Ведет авторский Telegram-канал и YouTube-канал. С начала российской спецоперации в Украине выпускает YouTube-беседы "Хроники хаоса" с киевским психологом и литератором Лизой Готфрик.
Слушайте подкаст "Вавилон Москва" и подписывайтесь на другие подкасты Радио Свобода.
– Начнем разговор с ощущения времен так называемой "украинской спецоперации", стрессовых, невротических, во многом нерациональных реакций: скажем, уехать куда-то без денег и без представления о том, что дальше делать. Какая-то часть людей, наоборот, стала "ура-патриотами". Как вы себя чувствуете в этом безумном времени?
– Как и все, я шокирована происходящим. Этого не ожидал никто, даже "всепропальщики" и люди, настроенные на совсем уже Апокалипсис, которые говорили, что власть пойдет до конца, будет глобальная, чуть ли не ядерная война. Об этом писал Александр Сотник, которого маргинализовали как раз за эти высказывания. Я думаю, и он в это до конца не верил, ведь кто верил до конца, уже сидел в бункере. И я говорила: "Да вы что! Это же рациональные люди, которые не для того строили дворцы и вывозили деньги".
Но нет, оказалось, что мы имеем дело с самыми настоящими сумасшедшими, которые поверили в свою собственную идеологию. Какое-либо сравнение с рейхом натянуто, ведь это происходило в рамках модерна, когда верить в идеологию было нормально. Теперь это кажется безумным, потому что мы не живем в модерне. Эти дикие люди вернулись как минимум на 100 лет назад, перестали читать что-либо, кроме самих себя и своих идеологов, которые действительно украли все. Это же калька с немецких авторов – с Карла Шмитта, с Хаусхофера, адаптированная сумасшедшим Александром Гельевичем Дугиным, который никакой не философ, в рамках академической философии он никто, а то, что он владеет какой-то терминологией и может ее складывать, можно рассматривать как форму шизофрении.
– Меня удивляет то, что Дугин и ему подобные овладели умами “кремлевских мечтателей”, и все это стало мейнстримом, хотя это дикая маргинальность.
– Так и власть маргинальна. В нынешней России нарушена иерархия. Если мы не вписываемы в западный конструкт (а мы из него год за годом выходим), значит, здесь маргинальны все, какими бы статусами мы ни обладали. Если эта власть из питерской подворотни, кого она должна была взять себе в обслугу? Эти люди, которые сидят во власти, в "Единой России", танцуют под советскую эстраду. Это один фронт, люди одного уровня интеллекта.
Видимо, поначалу идеология была не нужна власти, а потом, когда их аппетиты стали разрастаться… На материальном уровне они все получили, но заметьте, и тут не смогли нормально овладеть этим. Если они с рейха сделали копию вооруженного советского колхоза, то и нормальный дворец они отстроить не могут. У них же дворец не как в Италии или во Франции, а как в какой-нибудь Алуште.
Постфактум мне стало ясно, что в этой картине нет ни одного случайного элемента. Мне, как рационалисту, непонятно, почему люди действуют себе во вред и ведут себя нерационально. Ведь те, кто поддерживает происходящее, в перспективе окажутся у разбитого корыта – это очевидно. И когда все это обрушится, здесь все-таки будут вырисовываться новые перспективы, что бы ни писали "всепропальщики". А куда исчезнет вся эта территория и субъекты, которые здесь находятся? А кому на том же Западе нужно всерьез здесь что-то устраивать? Это нужно только нам. Вот мне, например, это нужно, как политическому субъекту.
– Вы давно говорите, что решения власти глупые – скажем, откат к архаике. В чем состоит эта историческая глупость?
– Собственно, никто этого особо не скрывает, они прямо или косвенно об этом говорят.
Это скрытая зависть ко всему немецкому под видом германофильства. Они копируют те самые методы. Вопрос: а зачем вы их копируете, если Гитлер проиграл? Вы хотите проиграть? Это поведение суицидников. При этом они погружают российскую государственность в полный крах и ужас, система убивает себя своими руками. Мы можем говорить о суициде, совершаемом общественно опасным путем группой лиц по предварительному сговору. Но проблема в том, что в эту ситуацию вовлечена масса людей как в Украине, так и в России, и уже во всем мире. Мы уже имеем тлеющие конфликты в горячих точках, мы имеем Карабах.
И как бы ни тужились пропагандисты, в результате все это обернется против власти. Ведь в XXI веке никто не читает Хаусхофера, никто не ориентируется на территории. Владеет ситуацией тот, кто владеет ресурсом, идеей, временем и информацией. А вы не можете обустроить Москву, у вас тут люди, выходя из дома, падают на плитке. И при этом лезете куда-то на своих танках. Ну, это очень странно. Но мало того, что вы сделали это здесь, вы погрузили в архаику весь мир. Весь мир в какой-то степени превращается в глобальную Россию, потому что все подумали: “Раз этим можно, так и нам можно”. Эта деградация общественных институтов, государств и отдельных людей началась давно, просто на этом не принято было акцентировать внимание.
Меня саму корежило: какой “закат Европы”? Это пошло, нелепо! Но история с COVID показала, что общественные институты действительно не работают нормально, и это была прелюдия к происходящему. Оказывается, в мире полный кризис компетенций, никто ничего толком не знает, ни о чем не может договориться, решить простейшую проблему. Я не могу сказать, что COVID – простейшая проблема, но она не настолько невероятна, чтобы было принято столько мер, большая часть из которых не работает. И вот мы имеем то, что имеем. Этот процесс надо останавливать, и ему может противостоять только цивилизационный путь, потому что Россия противопоставила себя цивилизации. Это война с цивилизацией.
– Это очень архаическое представление о ходе истории, просто из времен Первой мировой войны.
– Да, так не делают. Почему события закрутились так быстро? Почему такая плотность?
Потому что мир стал реагировать на навязанную ему форму существования реальности, неприемлемую для него, киношными всплесками. Поэтому все, что происходит, априори ненормально, это нельзя оценивать с нормальных позиций. И тот, кто это затеял, ненормален. И большинство тех людей, которые находятся внутри, не могут быть нормальны, потому что современный человек не адаптирован к такому безумию и вряд ли может адаптироваться. К COVID за два года не адаптировались, а к так называемой "спецоперации" – никогда.
– Давайте поговорим о вашем выводе, который касается ресентимента по отношению к эстетике фашизма.
– Я зачитаю этот пост: "17 мгновений "русской" весны”.
“Карго-культ, имя которому "рашизм", имел источником вдохновения несколько базовых конструктов. В основе его лежали адаптированные для местности религиозно-мифологические истории о якобы "общих предках" всех славян, их передовой культуре и славном прошлом. К этому был добавлен актуальный на тот момент культурный феномен нью-эйдж, урезанный для автохтонного восприятия.
Заложив мифологию и культуру в качестве основ, приступили к лакировке всей получившейся новодельной матрицы. В качестве внешних образов и атрибутов решили применить национал-социалистическую эстетику, специально адаптированную для советских людей в кинематографическом ключе.
Таким образом, "русская" весна" началась задолго до того, как она расцвела кроваво-коричневыми цветами зла в 2022 году. А именно в 1973 году, когда сериал "17 мгновений весны" был запущен в прокат. Где впервые "страшный враг" был показан высокоинтеллектуальным, собранным, дисциплинированным. Что это было, как не тайный комплимент, завуалированный под агитпроповскую критику? То самое показушное германофильство, по сути, зависть ко всему немецкому и невозможность выносить самого себя, не став самому немцем.
Но немцами стать так и не получилось. Поэтому вместо всей этой "гибели голубоглазых богов" мы увидим вооруженный колхоз на ржавых танках и смерть евразийских лохов с лицами Гиви и Моторолы".
Мы действительно наблюдаем пародию. С одной стороны, правы те, кто говорил, что все очень плохо, и это грозит ядерной войной. А с другой стороны, они накачивали метафизической мощью всех этих людей, которые читали про себя такое и думали: может быть, и правда я такой? А адекватно они себя оценивать не могут, не хотят. Они дико боятся обнаружить свою несостоятельность, поэтому не могут остановиться и прут, прут и прут куда-то. Если немцы тогда перли, действительно окрыленные безумной и деструктивной идеей, то эти прут, окрыленные чувством собственного ничтожества, которое их подгоняет, не дает остановиться, обернуться назад и посмотреть на себя в зеркало.
Вот диктатура. Что, ты должен бояться и трястись? Диктатура, но что-то мне не страшно, хотя, естественно, дискомфортно, потому что правила все время меняются, много технических проблем. Они хотят, чтобы мы их боялись, но я не понимаю, как можно бояться таких жалких людей.
– Возможно, потому, что у вас есть тюремный опыт.
– Мне этот опыт ничего не дал, я всегда была такая. Это я им дала опыт общения с такими людьми, как я.
Кстати, тогда эфэсбэшники меня пугали: "А чего вы нас не боитесь?" Я говорю: "Мне очень даже интересно". Сразу стала думать, как я об этом напишу в журнал (я тогда работала в "Новом времени"), буду кому-то рассказывать. И они очень нервничали. Их больше пугало не то, что это сфабрикованное дело не фабрикуется, а то, что я их не боюсь. И в конце концов они обиделись и перестали ко мне приходить, сказали: "Больше не придем".
– Сейчас осталось, где работать?
– Я писала для "Новых Известий" – их закрыл Роскомнадзор. Сейчас туда можно писать, но писать мне не о чем. У многих людей, имеющих отношение к литературе, сейчас просто истерика, что в этих обстоятельствах невозможно ничего делать, и с Украины кидают претензии "как вы можете”.
Тут другой вопрос. Как бы ни было дискомфортно здесь находиться, это самое время заявить о себе как о политике. Протест был изначально неправильно выстроен, заточен под одну фигуру, которая пала жертвой собственных амбиций и находится в тюрьме: это Алексей Навальный, который, естественно, является политзаключенным и должен быть освобожден.
Я не говорю, что если бы там была я или кто-то еще, то все было бы идеально. Но у нас была бы какая-то вариативность, мы не оказались бы в той точке, в которой оказались. Ведь у нас было две вертикали: с одной стороны – путинская, с другой – тусовочно-оппозиционная. И между ними не было ничего. Оппозиционные медиа потом стали кричать: "Вы нас оставили наедине с диктатурой". Простите, это вы нас оставили, это вы никому не давали слова, это у вас были "черные списки".
– Алина, довольно интересно следить за вашей критикой оппозиции, потому что эта критика направлена в сторону обладания символическими благами.
– Как дети, строили символические дворцы, которые оказались не нужны Кремлю, а сейчас, как дети, ринулись играть в войнушку, но не умеют играть.
Это же советская иерархия статусов, "совок", когда все было по блату. Здесь всегда была иерархия, основанная на советских консенсусах фарцы, и по товарам, и по культуре. Это ведь, по сути, одна и та же среда – что Дугин, читавший книги из каких-то гэбэшных запасников, что какая-нибудь либеральная элита, которая читала то, что не читали другие. Это все псевдостатусы. В современном мире все есть, а вы продолжали играть и выстраивать иерархию там, где ее не может быть. И неудивительно, что она обрушилась, ведь она была фальшивой.
– Это одна из ваших мыслей – отсутствие на этой территории настоящих элит, и глубокая историческая провинциальность страны в целом.
– Мы в каком-то 1970 году. Я это плохо помню, мне все время казалось, что я ментально здесь не жила. Я жила в каких-то своих фантазиях, книжках, идеях, в метафизике, в экзистенции. Я увидела эту реальность благодаря тюрьме и стала интересоваться политикой: почему либералы ссорятся с национал-патриотами, как они устроены. Я испытывала отвращение к фальшивой жизни. Здесь все изначально было с какой-то червоточиной, все было не так. Вот ты думаешь, что с тобой что-то не то, но это со всеми что-то не то, а со мной-то как раз все нормально.
– Еще одна вещь, о которой вы говорите, – это отсутствие субъектов здесь. Это, собственно, то, почему люди манипулируемы, почему сейчас такой высокий уровень поддержки действий власти в Украине: телевизор и остальная пропаганда. Вы объясняете это тем, что люди лишены субъектности.
– Да, они мыслят инстинктами и импринтами, в рамках тех сред и тусовок, к которым принадлежат. Заметим, что такой среды, как интеллигенция, вообще нет нигде, кроме как у нас. Это, в общем-то, искусственная среда, чьи реакции абсолютно детерминированы. Есть прекрасные интеллектуалы и отдельные прекрасные авторы, люди, которые двигают этот процесс. Но в общем и целом…
Вот сейчас я написала пост про Масяню, но его не поняли. "Какую вы смотрите Масяню, когда в Украине творится то, что творится? Вы понимаете, насколько это неприлично? Что это за форма борьбы?" Я спрашиваю: "А какая у вас форма борьбы?" Последний раз у меня была возможность ее предлагать более года назад. Теперь я не могу ничего предложить в российской юрисдикции, и мне некому предложить, потому что все уехали, а среди тех, кто остался, нет людей, которые куда-то выходили бы. Их демотивировали, потому что не поддерживали, а поддерживали только своих. В данной ситуации вообще нет смысла рыпаться. Эта ситуация будет разрешена другими методами, а не оппозиционными методами внутри страны. Я понимаю украинцев: они на все это смотрят и не понимают…
– …почему мы не выходим на улицы?
– Но я не могу призвать куда-то людей, потому что это поспособствует их аресту. Я не боюсь, но не вижу смысла в нецелесообразных действиях и напрасных жертвах, на которых построена вся Россия.
Алексей Навальный решил рискнуть и сыграть в героя. Никакие герои не нужны. Сам концепт героя исчерпал себя, это архаичный концепт. Он попался в эту ловушку. В эти игры вообще нельзя играть, надо быть именно политическим субъектом, действующим рационально.
– Как вы определяете модерн? Почему сейчас архаические практики модерна, как вы говорите, невозможны или же взрывают весь ход мироустройства? Вы полагаете, что мы живем в постмодерне?
– Мы, наверное, живем в постпостмодерне, и он тоже разрушается на наших глазах. Методологически мы опять живем в модерне, а психически мы в нем не живем, поэтому происходит разрыв между реальным и воображаемым. Вся матрица рушится.
– В модерне, если брать исторические копипасты, которые демонстрирует нам российское правительство: это имперские войны, геополитика как основной инструмент международной работы, силовые решения проблем.
– Да. И вера в великие идеи.
– Отсюда социалистическая революция в России, отсюда попытки немецких революций, итальянский и немецкий фашизм как ответ, происходящий из той же точки. Теперь эта практика модерна выглядит ужасно устаревшей.
Обратимся к вашему посту про "Родину-смерть": вы писали, что есть такой концепт, отчасти философский, отчасти психоаналитический.
– Вот еще один пост по теме нашего разговора: "Русский" мир" как шизофренический манифест".
"Самая идея "русского" мира" в исполнении отечественных пропагандистов – это даже не идеология (кстати, когда не может быть идеологии, получается то, что получается). Это своего рода шизофренический манифест, болезненная антимыслеформа, образ, составленный из лоскутных воспоминаний о никогда не существовавшем и мутных грез о несбыточном. Нечто нереальное, но в то же время проявленное, как проявляет себя болезнь – ядовитое, опасное, разрушительное. Черная сперма рашизма, яд, изрыгаемый псевдоимперией перед последним броском в пустоту".
Здесь я просто глумлюсь над Прохановым. У него было что-то про "черную сперму". "Это не идеология, это своего рода религия", – это же была фраза про фашизм. Это как раз чистый постмодерн.
– У него насчет "народа-хомячка" тоже было сильно.
– Так они же всегда проговариваются. Ведь термин "хомячки" в политических тусовках многие употребляют пренебрежительно, вот вы и говорите, как относитесь к народу.
А вот "Родина-смерть". "Каждый раз, глядя на колебание русской бездны, я вспоминаю психоаналитический образ убивающей матери. Я думаю о тех безмолвных простых российских женщинах, которые не только не препятствуют отправке своих сыновей на бойню, но даже хотят видеть их в армии, чтобы "она сделала из них настоящих мужиков" – безропотных, забитых рабов, готовых выполнять тяжелую, опасную и, главное, бессмысленную повинность. Собственно, Россия как "Родина-мать" и есть убийца, причем уже не латентная, а абсолютно сознательно посылающая своих сыновей на смерть. Почему эти женщины, рожавшие в муках, работавшие на трех работах, чтобы вырастить ребенка, в результате желают ему смерти? Что чудовищное заложено в этот бытийный "вечно-женский" механизм, устремленный в собственную пустоту?"
– Иллюстрацией к этому вашему посту являются переговоры, которые можно найти в сети: сын в плену, звонит маме, а мама начинает в ответ нести чудовищную пропагандистскую пургу.
– Мне кажется, жизнь постсоветского… советского человека, как подлинная онтология, действительно бессмысленна.
Но есть инстинкт самосохранения, и они, когда заводят детей, просто передают кому-то свою смерть: "Кто-то умрет за меня". И сейчас они просто снимают с себя все проблемы: "Кто-то же умрет за меня. Кто-то умрет за родину". Все идет по писанным кем-то правилам. А в глубине души, может быть, эта мать понимает, что она совершила чудовищную ошибку, заводя детей, не будучи субъектом, не понимая, зачем жить. То есть люди идут на смерть, потому что это, если рассуждать в рамках какого-нибудь Сартра, просто бегство от бессмысленности, только бессознательное. Если образованный французский экзистенциалист бежал от бессмысленности сознательно и анализировал ее, то здесь это происходит само собой. Люди уничтожают сами себя потому, что их существование бессмысленно.
– Русская цивилизация – это цивилизация хаоса или цивилизация суицида?
– У меня определение хаоса идет в сугубо позитивных коннотациях. Я считаю, что Украина – как раз такой форпост хаоса в цивилизационном смысле слова. Пусть люди почитают мою книгу про цивилизацию хаоса, о том, что хаос на самом деле хорош, а не плох, он противостоит всяческой архаике и традиции. Я не могу говорить что-либо о русской цивилизации глобально, потому что никакой русской цивилизации глобально нет, это очередной миф, симулякр. Если в данный момент говорить о русской цивилизации, то это суицид, а что это будет через десять лет – зависит только от нас.
Я не разделяю декадентских и "всепропадческих" настроений, считаю, что все зависит от субъектов. И сейчас погрузиться в рефлексию, в мир тех же идей: "давайте мы сейчас все умрем" или "давайте мы сейчас все исчезнем или распадемся на 100 тысяч"… Я категорически против идеи распада, потому что это только усугубит опасность ядерного конфликта: будет масса маленьких территорий, у каждой свое ядерное оружие, и ничего хорошего из этого не получится. Кстати, я вообще за ядерное разоружение, это было в моей предвыборной программе.
– Вы говорили, что Украина – это территория реального хаоса, движухи, жизни, а Россия… Мы пока не понимаем, что про нее сказать?
– Да, на данный момент, но это не значит, что так будет всегда.
Сейчас все хотят утонуть в рефлексиях, это понятно, и чувство вины перед украинцами понятно. Но в них действительно утонут: если у вас нет позитивной программы и взгляда на будущее, если вы отдаетесь во власть событий, то все, это конец.
– Возвращаясь к вашему каналу с Лизой Готфрик: что сейчас может сделать российский интеллектуал? Например, организовать YouTube-канал со своим киевским товарищем.
– Лиза мне кажется очень талантливым и адекватным человеком. Кстати, когда мы начали эфир… Я не так часто веду каналы и делаю интервью. Не могу сказать, что я находилась в нервном состоянии, но Лиза чувствовала себя более уверенно в городе, который бомбили. Дело даже, наверное, не в ней, а в атмосфере, которая вокруг.
– Прочтете несколько последних текстов?
– То ли чего-то желает Русь,
То ли нам скучно без.
Все безразлично уже, так пусть
Кружится черный бес.
Бредит больной серебряный Блок.
Начинается страшный век.
Каждый раз, когда умирает бог,
Рождается человек.
Город ложится в свой Питер-гроб.
Народ похотливо пьян.
Блудливых рабов собирают, чтоб
Выдавливать кровь в стакан.
И, выпив жадно, мотать на ус
Водоросли их тел.
У тех, кто любит их липкий вкус
Лица бледны, как мел.
И хищностью морд, насекомой тьмой,
Чудовищем рыхлых рыл
Морщинисто-общий узор сквозь гной
Их тайную суть открыл.
* * *
Ничего
Никому никто не нужен
И не любит никого
Затяни петлю потуже,
Завтра будет Ничего.
Затяни потуже пояс.
Может быть ты Анна К.?
Можно даже лечь под поезд,
Разрешается УК.
С стивенкинговским приветом,
С хайдеггерским холодком
"Ничего" вам шлю. И нету
Ничего дурного в том.
Если б в детстве нам сказали
Все как есть отец и мать,
Ничего бы мы не ждали,
Мы пошли б его встречать.
Как саднящую занозу
Вынимаю из всего
Высший смысл, он в общем тоже
Оказался "Ничего".
Лезло будущее в щели,
Не пролезло. Как в ушко
Шли партийные кащеи,
А верб-люд – в ГУЛАГ-ушко.
* * *
Нулевая колония
Умирает поэт. Но как в рацио реанимации.
Повторяется стихотворение. Вертится
Как пластинка в истерике, в реинкарнации,
В коронации нерукотворным безверием.
Как Вертинский скрипит в кокаиновом холоде
КолокОлом, глаголом, иль комом, что в горле Империи,
Ты застрянешь двуглавым орлом или ором в той родине-мордоре,
В Лукоморге, на каторге, дорогой Александр Сергеевич.
По усам нефть текла, но попала не в черные дыры,
Что не бездна, конечно, но тоже подобие рта.
Я там был, там свое Бытие, но отсутствие мира.
То есть жизнь заменяет не смерть, но скорей Пустота.
Отдыхай декоратор догадок – философ Хайдеггер.
Пустота не витальна и в этом ее красота.
Русь давно не сакральна. В ней голем был собран из лего.
И имперский конструкт создается в "Икее". Чиста
Сей колонии суть – нулевая игра симулякров.
Здесь Иисус стал давно симулякр, да и сам симулянт.
Не корми имитатора, ибо ты сам имитатор.
А потом мародер. Опускающий крылья атлант
Это ты. Все последние войны бескрылы.
Безымянны, безродны, и в свежих могилах лежат
Анонимные мы, те, которых ничто не манило
Защищать псевдородины вечный бессмысленный ад.
* * *
Все вы, пораженные в правах
Политологи глупели на глазах,
Лапки политических деменций.
Общество – инерция и страх.
Денег нет. Но нет и индульгенций.
Все вы, пораженные в правах,
Думаете, жизнь качнется влево.
В ваших конституциях, стихах –
Что-то беспонтовое фореве.
Общество закончилось давно,
Вместе с политическим процессом.
Вы пришли служить языческую мессу
В класса Б артхаусном кино.
Кто в парламентской республике сыграл
Роль уже казненного Де Сада?
Боря умер. Николай ногой качал.
В принципе, да так вам всем и надо!
* * *
Багряной кровию окрашен….
Зачем меня пугают зоной,
Вторым Болотным, Колымой?
Я не храню в офшорных зонах
Свой обналиченный покой.
И посему любые казни,
Что комариный мне укус.
Мне голос был — "Что нету разниц
Там, где нас нет, когда так пуст
Наш счет". Швейцар в швейцарском банке
Вчера на ушко говорил,
Что нищие как черви в банке.
И я там был, но я свалил.
Зачем меня тюрьмой пугают?
Я знаю, что тюрьма — пиар.
Герои, нет, не умирают
И получают гонорар.
И биографию впридачу.
Героям проще, чем другим
Вот в переделкинскую дачу
Вжимается от страха, в Крым
Иной поэт, невольник этой
Распределительной тюрьмы.
И пенсионные монеты
Как звезды светятся из тьмы.
С моим неместным сверхзапросом,
Ничто мне не внушает страх.
Зачем пугать меня хаОсом?
Я сам хаОс. И в этом прав.
Нечеловеческих амбиций
Мне здесь, увы, не утолить.
Но не пугай меня полици-
Ей, безлицей для безлицей тли.
Провинционально безобразен
Пейзаж, в котором я живу.
Зачем пугают смертной казнью
Тех, кто расстрелян был во рву?
Да, это все метафорично.
И большей частию для рифм.
Россия вся внеисторична,
Как будто сказки братьев Гримм.
Я не попала в ваши сети
И, думаю, попав в петлю,
Я лишь сниму себя для селфи.
Экстрим. Я так его люблю!
И электрическое кресло
В постмодернистском кураже
Должно быть главное – не тесно
И приготовлено уже.
Пугают нас, но мне не страшно.
Мне отчего-то скучно, бес.
Багряной кровию окрашен
Уже осенний русский лес…
Не впадайте, пожалуйста, в отчаяние, в рефлексии, в апокалиптические предчувствия, не хороните Россию. Наша задача сейчас – остановить тот деструктивный процесс, который происходит, а потом уже можно решать все остальное. Эта система идет к самодеструкции, к самоочищению, и на ее руинах в любом случае возникнет нечто.
Подкаст "Вавилон Москва" можно слушать на любой удобной платформе здесь. Подписывайтесь на подкасты Радио Свобода на сайте и в студии наших подкастов в Тelegram.
Источник:www.svoboda.org